Притихнув за их широкими спинами, утирали наплаканные глазакрасавицы девки. Не придётся им больше друг дружку щипать со злым вывертом,трепать шёлковые косы из-за пригожего, могучего телом брата вождя!

Я вмиг разглядела, что не было на поляне дохлого жеребца ичетырёх вколоченных свай. По совести молвить, мешали-таки они мне спать поночам. Не самое радостное дело смотреть, как горит живой человек. Дажедатчанин. Так ли бы радовалась, шевельнулся внутри кто-то другой, люби яСлавомира? Или просто не получилось и уж не получится из меня толкового кметя,глупая девка она и есть глупая девка, велит воевода вынуть честные мечи ирубить головы пленникам, хорошо если не допрежь того руки и ноги, ведь несмогу. В бою как-то управилась, теперь не смогу.

В домовину вносили горшочки с едой и сладким питьём, прямона хворост валили, складывали милодары: новые лыжи, смазанные, никакому лосю неубежать, пышную бобровую шапку, узорчатые, хоть на свадьбу, рубахи льняногобраного полотна, шились-то поди с мечтами, в сокрытье от строгого материнскогоглаза… Славомир как бы смотрел на всё это с саней, на которых его сюдапривезли. Таких богатых убранств не было у него на земле, сгодятся в дальнихлугах, у кроны вечного Древа.

В сторонке готовили кашу для поминального пира, которым ибудет кончен наш пост. Мне б отказываться от еды, морить себя голодом, как то вбаснях бывало… упрямая жизнь и тут нагло брала своё: долетел сочный запах еды –в пустом брюхе немедля громко запело.

Никогда-то не получалось у меня что должно, чего ждали былюди…

Пленные викинги не казали виду, но про себя навернякагадали, не пожелает ли вендский хёвдинг полить их кровью костёр. Не пир жепировать их сюда привели. Вот и оружие, взятое в битве, было принесено и кучейброшено у ограждающих валунов… Нет. Их повели не к домовине, а в дальний уголполяны и там велели сидеть. Не хотела бы я сидеть связанной на траве ибеспомощно ждать, как выпало им.

– По крайней мере, это не костёр труса, – сказалХаук словно бы про себя, но так, чтоб слыхали оба сопливых. Блуд велел емузамолчать, пригрозил острым копьём. Хаук презрительно скривил губы при видекопья, но замолчал. Может быть, потому, что действительно хоронили не труса.

Вождь поднял на руки брата и сам внёс в домовину… Легко либыло ему вновь выйти назад из смертного дома, остаться уже навек сиротой! Онвышел и притворил дверь. И встал на колени – добыть живого огня, истереть однуо другую две высохшие деревяшки. Пока я раздумывала, какое это тяжкое дело, подпальцами воеводы явился тонкий дымок. Сейчас взовьётся огонь и пожрёт, обратитв тонкий прах домовину со всем, что там внутри. Бедный мой разум по-прежнемуотказывался понять, что внутри лежал Славомир, и ему не подняться, не встать,потягиваясь и улыбаясь, от этого сна, не выбраться из смерти назад. Вот такбросаются в погребальное пламя, безумно надеясь всё-таки разбудить, успеть заруку вывести обратно к живым…

Трескуче вспыхнул сушняк, опалил бешеным жаром. Вождь несразу отпрянул, меня обдало ужасом, на миг поблазнилось – там и останется.Минуло. Он поднялся и спрыгнул с насыпи вниз. И поджёг ещё краду – увитуюсоломой изгородь у могилы, чтобы замкнулся огненный круг и спрятал от нашихпростых глаз растворённые двери мёртвой страны, куда вступал Славомир.

Солнце клонилось к закату, когда костёр прогорел. Ещё далекобыло до темноты, но угли кострища рдели ярко, не как среди дня, в полном свету.Вот наконец перестали взлетать синеватые свистящие язычки, и залили водою иквасом багрово пышущее пятно, и на курган ступил воевода. Собрал пепел брата вглиняную посудину. Утвердил её. И начали стаскивать землю: воины на широкихщитах, парни шапками, девки горстьми, а кто и в подоле. Постепенно земляприняла посудину с пеплом, укрыла шуршавшие головни. Когда насыпь выросла ещёна аршин, её стали утаптывать. Будет тризна в честь Славомира. Кое-где из-подтопчущих ног пробивались дымные струйки.

– Потешу тебя, побратим… – сказал воевода. В рукаху него была Спата без ножен, и я видела, как всем телом напрягся опутанныйверёвками Асгейр, ибо варяг смотрел на него. Не хотела бы я сидеть связаннаяперед кем-нибудь хотя издали похожим на воеводу. Асгейр как мог выпрямился,поднял кудлатую голову. Не самым удачливым хёвдингом его назовут, но тем, ктоза ним шёл, не надо будет стыдиться.

Воевода страшно осунулся за эти несколько дней, близкоепламя дочерна закоптило лицо, и от этого казалось, что волосы и глаза совсемпобелели. Налипшая глина чешуйками опадала с кожаных штанов, засохших от жара,с сапог в серой золе. У него волдыри были на руках. Концом Спаты он указалБлуду на Асгейра:

– Развяжи…

И кивнул поднявшемуся викингу на груду оружия:

– Возьми меч.

Седеющие усы датчанина шевельнулись в усмешке.

– Значит, не всё выдумки, что про тебя говорят, МстивойЛоманый…

Варяг промолчал.

Довольно долго Асгейр рылся среди наваленных как попало,тронутых ржою мечей, наконец нашёл и вытащил свой, осмотрел его и осталсядоволен, и, когда его пальцы обняли знакомый черен, это было скореерукопожатие. Он вдруг спросил:

– А что будет, вальх, если я тебя зарублю?

Воевода ответил:

– Твоим людям дадут корабль и припасов, чтобы хватилодо дому.

– У тебя меч немного длинней, как я погляжу, –сказал Асгейр. – Начинай!

Серые змейки просачивались меж земляных комьев, обвивали ихсапоги.

– Покажи ему, Асгейр Медвежонок, как бьются нашиселундцы, – сказал Хаук громко.

Мой побратим отмолвил с насмешкой:

– У него был уже случай всё показать, на что онспособен. А ты с девкой не справился, так лучше молчи.

Две меча грохнули один о другой. Я поймала себя на том, чтов лад движениям поединщиков у меня стали ходить туда-сюда привычные плечи. Язнала, что это такое, драться с нашим вождём. Хотя что я говорю, дралась ли я сним хотя однажды по-настоящему, ни разу он не ответил как следует ни на одинмой удар… иначе бы я здесь не стояла. Асгейр, однако, был вовсе не прост даже идля него. Даром что просидел столько времени, ни рук, ни ног не разминая! И заним было семеро ещё живых парней, смотревших через поляну. Он привёл их сюда сострова Селунд. Шальная мысль меня поразила – а справятся на корабле стольмалым числом, если?.. Я сглазила воеводу – Асгейр достал его. Я не знаю, какимобразом я это почувствовала, ещё когда викинг только замахивался. Меч косопошёл вниз – таким мечом поиграть, у меня руки сразу бы отвалились, – и ядёрнулась, хватая ртом воздух, чуть не взметнула копья в отчаянном защитном броске.Чермная рубаха лопнула с правого боку и сразу набрякла, густо темнея. Миг, иахнули люди, а пленники торжествующе закричали, подбадривая вожака. Самаямалость, и быть им снова на корабле, и позолоченное крыло укажет домой. Воздухсжёг моё горло, от внезапного пота скользкими стали ладони… И только сам варягдаже не вздрогнул, и ожило замершее сердчишко, и я, приходя в разум, поняла: арановато воскресли духом датчане, Мстивой был твёрд на ногах. Ничего не выйдету Асгейра. Он знал какой-то новый приём, но по второму разу и тот ему непоможет. Они вновь закружились, утаптывая землю, жадно дыша. Мечи невесомовзлетали в руках, отражая вечернее красноватое солнце. Асгейр хотел ещё настичьвоеводу, но тому одной раны было достаточно – оберёгся. Спата встретила датскиймеч и остановила в полёте, прошла, скрежеща, до кованой крестовины. И замерлидвое, страшно напрягшись, по щиколотку вмяв друг друга в дымную твердь.